АЛЕКСАНДР КОЛЧАК -ПОЛЯРНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬ

Колчак среди морских офицеров (в центре) 

Ледовая обстановка в 1903 году была опять тяжелой, и почти два месяца они тщетно дожидались вскрытия льдов. 

Позднее в своем отчете Колчак напишет: 18 июля лед при крепком ветре, 
доходившим до степени шторма, стал отходить от берегов, и мы немедленно 
нагрузили вельбот, поставили паруса и пошли вдоль южного берега острова 
Котельного, . .. вдоль южного берега Земли Бунге к Фаддеевскому острову и 
вдоль берегов последнего к мысу Благовещенья, с которого я предполагал 
перебраться через Благовещенский пролив на Новую Сибирь к мысу Высокому... 
Мне никогда не приходилось видеть такой массы снега во время арктического 
лета; снег шел не переставая, густыми хлопьями заваливая все на вельботе 
мягким влажным покровом, который таял в течение дня, вымачивая нас хуже 
дождя и заставляя испытывать ощущение холода сильнее, чем в сухие морозные 
дни. Время от времени для отдыха и чтобы согреться мы предпринимали высадку 
не берег. Найти проход в ледяном вале, мы входили в тихую, точно в озере, 
полосу воды шириной иногда около кабельтова (около 200 метров), и сейчас же 
садились на мель. Приходилось вылезать всем в воду и тащить, насколько 
хватало сил, вельбот ближе к берегу; затем мы переносили палатку и 
необходимые вещи на берег, разводили костер из плавника, отдыхали, а затем 
принимались снова бродить по ледяной воде, пока не удавалось вытащить 
вельбот на глубокое место, где мы ставили паруса и отправлялись дальше. 
Человеку, не знакомому с Арктикой, трудно вообразить все тяготы пути, 
которые пришлось претерпеть спасательному отряду. 
Наше плавание вдоль берегов Фаддеевского острова, - писал Колчак, - 
продолжалось при той же снежной погоде, придавшей совершенной зимний вид 
берегам и тундре этого острова. Высадки наши на берега были еще 
затруднительнее, чем на Земле Бунге - шлюпка садилась на мель чуть не в 
полутора-двух кабельтов от берега, и, чтобы выбраться на него, приходилось 
совершать путешествие по вязкому илу, под которым часто встречалось ледяное 
дно. Эти путешествия всегда кончались невольными купаньями, а отсутствие 
запасов одежды ставило нас в крайне неприятное положение все время 
находиться в сыром платье, что при температурах около 0 градуса было 
временами очень тягостно. 
С того времени и до самой кончины, кажется, Колчака постоянно мучили 
ревматические боли, вызванные долгим пребыванием в холодной воде, но он 
всегда старался забыть о болезнях... 
Только через несколько дней на прояснившемся горизонте вырисовались 
черные, отвесно спускающиеся в море скалы острова Беннетта, испещренные 
полосами и пятнами снега и льдов. Ветер стих, - писал Колчак, - мы убрали 
паруса и на веслах стали пробираться между льдинами. 

Бегичев еще с моря заметил сложенный из камней гурий, увенчанный 
бревном плавника, а уже высадившись, обнаружили у гурия следы костра, 
оленьи кости, облезлую медвежью шкуру, пустые гильзы... Однако поиски 
пришлось отложить - все были настолько измотаны, что вытащив вельбот на 
берег, сразу же, даже не поев, повалились спать. 
На следующий день у мыса Эммы обнаружили в гурии три записки, 
упрятанные в бутылке. Хижина Толля, судя по чертежу, находилась на 
противоположном - восточном - побережье острова. Идти туда по фирновому 
леднику, обрывающемуся в море двадцати-тридцатиметровой стеной, было и 
трудно, и опасно. Поэтому решили спуститься на морской лед и идти напрямик 
к мысу, где по чертежу была обозначена хижина. 
Я шел передом, - пишет в своем дневнике Бегичев, - увидел впереди 
трещину, с разбегу перепрыгнул ее. Колчак тоже разбежался и прыгнул, но 
попал прямо в середину трещины и скрылся под водой. Я бросился к нему, но 
его не было видно. Потом показалась его ветряная рубашка, я схватил его за 
нее и вытащил на лед... Но это было недостаточно - под ним опять подломился 
лед, и он совершенно погрузился в воду и стал тонуть. Я быстро схватил его 
за голову, вытащил еле живого на лед и осторожно перенес... к берегу. 
Положил на камни и стал звать Инькова, который стоит возле трещины и 
кричит: Утонул, утонул! - совершенно растерялся. Я крикнул ему: Перестань 
орать, иди ко мне!. Мы сняли с Колчака сапоги и всю одежду. Потом я снял с 
себя егерское белье и стал одевать на Колчака. Оказалось, он еще живой. Я 
закурил трубку и дал ему в рот. Он пришел в себя. Я стал ему говорить - 
может, он с Иньковым вернется назад в палатку, а я один пойду. Но он 
сказал: От тебя не отстану, тоже пойду с тобой. Я пошел по камням, были 
крутые подъемы и спуски. Он совершенно согрелся и благодарил меня, сказал - 
в жизни никогда этого случая не забуду. 

Сам Колчак - тоже штрих к портрету! - пишет об этом инциденте 
предельно кратко: Эта попытка (пройти по морскому льду - А.Ш) обошлась мне 
очень дорого ввиду порчи единственного анероида, с которым я провалился под 
лед и, таки образом, был лишен возможности как следует определить высоты на 
ледниках. 
В маленьком домике-поварне, сложенном из камней и плавника, 
спасательный отряд обнаружил ящики с геологической коллекцией, обнаружил 
фотоаппарат, инструменты, приборы и записку Толля, кончавшуюся словами: 
Отправляюсь сегодня на юг. Провизии имеем на 14-20 дней. Все здоровы. 76 
град. 38 мин. с.ш., 149 град. 42 мин. в.д. Э.Толль. Губа Павла Кеппена, 
остров Беннетта. 26.10/08.11/1902г.. Трудно понять, конечно, почему только 
поздней осенью, во мраке полярной ночи, Толль решился идти к Новосибирским 
островам. Ведь на пути к ним лежала коварная сибирская полынья - хаос 
снежуры и мелкобитых льдин, где нельзя ни идти, ни плыть на каяках. Толль и 
его спутники были, фактически, обречены. А Колчак со своей стороны, сделал, 
конечно, все, что мог, как и товарищи его - сделали все, что могли. 
Впрягшись в лямки, тащили они вельбот, или лавировали в хаосе льдин, 
грозивших раздавить утлое суденышко. Случалось - ночевали тут же, на 
льдинах. Случалось - жили в впроголодь, ведь фактически восемь месяцев они 
питались только тем, что удавалось добыть охотой или ловлей рыбы. 
Все спутники мои остались живы, - с гордостью скажет Колчак на 
допросе. И повторит, подчеркнув, - мы вернулись все, не потеряв ни одного 
человека. 
Этим, действительно, можно было гордиться. 
Академик Ф.Н.Чернышев, немало поработавший на Севере, подводя итоги 
экспедиции говорил: Даже норвежцы не решаются делать такие отважные 
путешествия, как Александр Васильевич Колчак. Позже Географическое общество 
наградит Колчака Большой золотой (Константиновской) медалью, поставив 
молодого лейтенанта в один ряд с такими корифеями, как Нансен, 
Пржевальский, Норденшельд. Спасательная экспедиция на остров Беннетта будет 
отмечена как выдающийся и сопряженный с трудом и опасностью географический 
подвиг. А Колчак, как итог экспедиций своих, напишет замечательную книгу: 
Лед Карского и Сибирского морей. 
Фактически, это первая научная монография по гидрологии Северного 
Ледовитого океана, но и сейчас, пожалуй, она остается одной из лучших книг 
о полярных водах и льдах. Колчак впервые дал физическое объяснение Великой 
Сибирской полыньи; впервые предсказал, что кроме выносного дрейфа льдов, 
открытого Фритьофом Нансеном, в Ледовитом океане - между полюсом и 
Канадским архипелагом - существует замкнутый антициклонический круговорот. 
Научные идеи Колчака намного опередили время, но даже в науке (и до сих 
пор) имя его искусственно забыто, хотя советские океанографы нередко 
использовали, как свои, мысли и теории Колчака. И теперь - через девять 
десятков лет - вновь и вновь листая страницы его трудов, написанных 
предельно ясно, невольно думаешь, что именно наука была, наверное, 
настоящим призванием Колчака, Что ж, может быть. Но двадцатый век начался 
для него с войны - о нападении японцев на Порт-Артур Колчак узнал в 
Якутске. 
Экспедиция была предельно тяжелой, он устал, конечно. Но никаких 
сомнений у Александра Васильевича не было - место его на фронте! 

Я по телеграфу обратился в Академию Наук с просьбой вернуть меня в 
Морское ведомство и обратился в Морское ведомство с просьбой послать меня 
на Дальний Восток, в Тихоокеанскую эскадру для участия в войне. 

Академия Наук не хотела его отпускать, но Колчак напрямик обратился к 
Великому Князю, который курировал Морское ведомство, и все-таки добился 
своего. 
Теперь оставалось только одно - определить, наконец, свою личную 
жизнь. Невеста, кажется, уже устала ждать. Она приехала на берег Ледовитого 
океана (на мыс Святой Нос), чтобы встретить своего суженого. Мужественная 
женщина! 
В марте в Иркутске сыграли свадьбу, причем шафером Колчака стал боцман 
Бегичев - сословных предрассудков, судя по всему, у будущего адмирала не 
было - тоже показательный штрих. 
В Порт-Артур, кстати сказать, они тоже отправились вдвоем. Колчак был 
назначен вахтенным начальником на крейсер Аскольд, а Бегичев - боцманом на 
миноносец Бесшумный. 
Как вы помните, еще в экспедиции Колчак заболел суставным ревматизмом, 
но он, несмотря на болезнь, по-прежнему инициативен. Лейтенант принимает 
участие в разработке плана прорыва блокады Порт-Артура, пытается 
использовать керосиновые гранаты для поджога японских укреплений. 
Командуя эсминцем Сердитый, Колчак поставил минную банку, на которой 
подорвался японский крейсер. Его награждают орденом Св. Анны IV степени с 
надписью За храбрость. А война тем временем, уже катится к концу - 
бесславному для царского правительства. Годы спустя - уже на допросе - 
Колчак будет с горечью говорить о нападении Порт-Артура, о трагедии 
последних защитников его: После того, как был июльский неудачный бой и 
неудачный прорыв во Владивосток, началась систематическая планомерная осада 
крепости, центр тяжести всей борьбы перенесся на сухопутный фронт... Все 
время я принимал участие в мелких столкновениях и боях во время выходов. 
Осенью я перешел на сухопутный фронт, ... командовал там батареей морских 
орудий... На этой батарее я оставался до сдачи Порт-Артура, до последнего 
дня, и едва даже не нарушил мира, потому что мне не было дано знать, что 
мир заключен. Я жил в Порт-Артуре до 20-х чисел декабря, когда крепость 
пала... Когда была сдача крепости, я уже еле-еле ходил, ... так как у меня 
развился в очень тяжелой форме суставный ревматизм. Я был ранен, но легко, 
так что это меня почти не беспокоило, а ревматизм меня совершенно свалили с 
ног. Эвакуировали всех, кроме тяжелораненых и больных, я же остался лежать 
в госпитале в Порт-Артуре. В плену японском я пробыл до апреля месяца, 
когда начал уже несколько оправляться. Оттуда нас отправили в Дальний, а 
затем в Нагасаки... И я вместе с группой больных и раненых офицеров через 
Америку отправился в Россию. Это было в конце апреля 1905 года... В 
Петрограде меня сначала освидетельствовала комиссия врачей, которая 
признала меня совершенным инвалидом. 
Четыре месяца отпуска дали ему возможность подлечиться, окрепнуть, 
вернуться постепенно к довоенному образу жизни, но забыть войну, позор 
Порт-Артура было для него невозможно. 
После того, как наш флот был уничтожен... во время несчастной войны, - 
говорил на допросе Колчак, - группа офицеров, в числе которых был и я, 
решили заняться самостоятельной работой, чтобы ... в будущем загладить тот 
наш грех, ... возродить флот на началах более научных, более 
систематизированных, чем это было до сих пор... Нашей задачей явилась идея 
возрождения нашего флота и морского могущества. 
Вначале был организован полуофициальный военно морской кружок, на 
одном из заседаний которого Колчак выступил с докладом - Какой нужен России 
флот?. 
России, - говорил он, - нужна реальная морская сила, на которой могла 
бы быть основана неприкосновенность ее морских границ и на которую могла бы 
опереться независимая политика, достойная великой державы. 
Колчак, кстати сказать, заботился не только о военном флоте; по его 
инициативе и под его руководством строились ледокольные пароходы Таймыр и 
Вайгач, которые впервые прошли по трассе Северного морского пути - из 
Тихого океана в Атлантический. Когда началась Мировая война, Колчак, как 
свидетельствует биограф, проявил себя как деятельный и храбрый человек. В 
феврале 1915 года, командуя четырьмя миноносцами, он расставил в Балтике - 
на подходах к Данцигской бухте - около двухсот мин, на которых подорвались 
4 германских крейсера, 8 миноносцев и 11 транспортов; а позже лично 
руководил высадкой морского десанта на Рижском побережье - в тылу у немцев. 
Колчак был представлен к ордену Святого Георгия IV степени, назначен 
командиром минной дивизии и произведен в контр-адмиралы. А летом 1916 года 
он уже командует Черноморским флотом и произведен в вице-адмиралы. 

 

Верховный Правитель и Верховный Главнокомандующий адмирал А. В. Колчак за рабочим столом, официальная фотография 1919 г