Случилось это много лет назад. Закончилась страшная блокадная зима в Ленинграде, и семью моего отца, инженера-путейца, отправили в глубокий тыл – в сибирский город Омск. Поселили в деревянном доме у хозяйки, которую звали, кажется, Пелагеей Васильевной, но нам она велела называть себя тетей Полей. Жила тетя Поля совсем небогато, но меня, маму и отца, несчастных изголодавшихся людей, очень жалела. Отгородила для нас занавеской угол в своей комнате, дала кое-какое постельное белье, посуду. Потом вздохнула и вынула из буфета половинку черного хлеба и в плоскую жестяную баночку из-под монпансье положила несколько кусочков колотого сахару…
Вскоре у меня появились подружки. В том же доме жили две местные девочки моего возраста. Мы выходили во двор, выносили своих немудрящих кукол и принимались играть в дочки-матери.
А надо сказать, тетя Поля в нашем доме считалась самой зажиточной женщиной. Дело в том, что у нее было несколько кур. Кормить их было почти нечем, поэтому днем они были на вольных хлебах – ходили по двору, копались в земле, находили то червячка, то зернышко… На ночь же хозяйка запирала их в дровяном сарае. Впрочем, назвать этих невероятно тощих созданий курами можно было лишь с большой натяжкой.

От постоянного недоедания они как-то скукожились, растеряли почти все свои перья, были голенастыми, а на тонких шеях просматривались все позвонки.
Когда мы с подружками выходили во двор, эти ходячие скелетики, на всякий случай, старались держаться от нас подальше. Все, кроме одной. Эта жалкая тень птицы подходила к деревянному крыльцу, на котором мы рассаживали кукол, и заинтересованно наблюдала за тем, как мы пеленаем и баюкаем своих тряпичных дочек. Однажды она позволила нам себя погладить, а потом и взять на руки. Дальше – больше. Куклы валялись на крыльце, заброшенные своими нерадивыми «матерями». Каждая из нас, трех девчонок, желала «удочерить» странную курицу. Мы заворачивали ее в самодельные одеяльца, повязывали на голову платочек, надевали передничек, катали в колясочке. Мы назвали курицу Дуськой.
Теперь главной нашей задачей стало хоть чем-то накормить Дуську. Но откуда взять еды? Мои подружки потихоньку таскали крупу из родительских запасов. У моих мамы и папы никаких запасов не было. Но вскоре выход был найден! Я, девочка, пережившая блокаду, сидя за столом, стараясь, чтобы не заметили взрослые, засовывала за щеки и утрамбовывала там языком кусочки хлеба. Потом, с трудом пробубнив что-то вроде «спасибо», выскакивала из-за стола и бежала во двор, где у крыльца уже прогуливалась наша Дуська. Там я выплевывала добычу на ладонь и кормила свою любимицу.
И что вы думаете? На наших скудных хлебах Дуська постепенно округлилась, ее перышки сделались мягкими, блестящими, шея не была уже такой тощей, а ноги не казались длинными. Это была наша любимая подружка, и мы старались для нее вовсю.
И кто мне объяснит – как простая курица могла сообразить, что ей нужно держаться поближе к сердобольным девчонкам? А может быть, ей просто нравилось играть с нами в дочки-матери? Вот вам и куриные мозги.

Евгения ШКОЛЬНИКОВА,
г. Гатчина Ленинградской обл.